Двадцать восьмое мая - пролог

[rhysel]

Запись создана как черновая, выкладываю по мере написания. По завершению будет благополучно присоединена к шестому кадру "Кацита".

Я никогда не могла позволить себе завести дневник. Имею ввиду - настоящий дневник, которому можно доверить все свои эмоции, переживания, страхи. Ужасы. У федерального солдата всего этого быть не должно - иначе он просто не выживет. Не должно быть и слабостей в виде клочка бумаги, найдя который его можно будет распылить. Но однажды - тогда, когда я ещё не имела ничего общего с такими высокими материями - или думала, что не имею - дневник у меня был. Когда мне было не на что надеяться и нечего терять. Когда каждый новый день я считала наказанием за какие-то неведомые преступления, которых я не совершала. Потом, гораздо позже, я пойму, что духи никогда не бывают несправедливы. Ко мне - так точно...
Поэтому сегодня я хочу рассказать о том, чем в действительности был для меня этот день - двадцать восьмое мая. Почему, спустя три года я всё же вернулась в Сен-Долорес. И почему, несмотря на то, что мой безумный план удался - Вэйн был спасён, Корис - сожжён, а главврач - предупреждён - это не принесло ни эйфории, ни хотя бы облегчения...

Клиника Сен-Долорес, палата № 28/4; 28 мая 3046 года

- Эй, - шепчущая это универсальное приветствие девушка осторожно потормошила за плечо новую соседку. С момента как эту элати заволокли в палату и бросили на кровать, она ни разу не двинулась, так и продолжала лежать спиной и, казалось, ни на что не реагировала - то ли была без сознания, то ли обколотая.
Девушка переступила с ноги на ногу. Босые ступни особенно остро чувствовали грызущий холод пола, а коротенький халатик не давал тепла, скорее терял. Она передернула плечами и воровато оглянулась по сторонам, но всколыхнувшийся впервые за много дней интерес интерес оказался сильнее.
- Ты кто? - девушка еще раз осторожно потрясла новенькую, готовая в любой момент отскочить в сторону, если та вдруг окажется буйной.
Райс продрала глаза, и медленно повернулась. Она не спала - да и не кололи ей ничего, кроме обезболивающего. Просто холод, жгучий, невыносимый, никак не хотел отпускать тело. И хотя в палате температура была нормальной, морозный ветер то и дело мерещился ей даже в невесомом дыхании вентиляционной системы.
Какое-то время она молча смотрела на девушку напротив - то ли пытаясь понять, где находиться, то ли осознать реальность происходящего. Когда думаешь, что умираешь, а потом внезапно оказываешься в тепле и безопасности (ну или - относительной безопасности), нелегко оклематься и понять, не снится ли тебе всё это.
- Меня зовут Райсел, - проговорила она наконец. Проговорила медленно, так что ей казалось - еле двигая языком. И очень тихо. - Английский... вариант кельтского Ри...сель.

Этот момент - он постоянно прокручивается в моей голове, будто видеозапись, в которую я вглядываюсь раз за разом, пытаясь разглядеть в ней что-то очень важное. Жизненно важное. Только всё никак не получается.
Аделине...
Сейчас - глядя на всё это через пелену уже пережитого - я понимаю, что под экспериментальными препаратами я была настоящим Шаманом. Как иначе объяснить, что поняла всё, как только впервые её увидела? Они всегда отличаются от прочих разумных, неважно - людей или элашей. Разница лишь в именовании: люди зовут это - фатум, а элаши - дух свободы. Странное название, на самом деле. Впрочем, не об этом речь. Она была всего лишь одной из многих, как и её ещё не родившееся дитя. Как и я, в общем-то. Кто знает, может, пробудь я там чуть дольше - и меня бы с кем-нибудь скрестили? Аде говорила, что была с тем шаманом по доброй воле, ещё на свободе; но даже сама она не была уверена, не промыли ли ей мозги, убедив в этом.
Она хотела назвать дочку Райсел, в мою честь. Так говорила это, будто... Чёрт, это делало её счастливой. Это было единственной радостью в её отнятой жизни - право дать имя своему ребёнку.
А я сказала, что не нужно. Мол, зачем ребенку с рождения такое западло... Отшутилась. Кто же знал...
Как же я жалею об этом, духи, кто бы знал... Как я могла предугадать, что выйду оттуда живой и относительно невредимой, и мне выдастся шанс что-то сделать? Зная имя девочки - я могла хотя бы попытаться её найти. Но теперь это уже не имеет значения.